такого делать вот так! Это хамство! Ты издеваешься надо мной! — от гнева трясусь уже и снова пихаю его в грудь. — Причем здесь… Отойди от меня. Отойди, я сказала.
Кулак отталкивается пятерней от крыши Ниссана и только потом застегивает ширинку.
Промокший до нитки, он буравит меня взглядом, все еще заходясь в частых, нерегулярных выдохах.
Я убираю налипшие на лицо волосы, и судорожно прикрываюсь руками.
Платье облепляет тело. Не хочу, чтобы он разглядел что-то под ним, даже очертания.
Но он даже не смотрит туда. Только в лицо взглядом впивается. Его облик искажается рябью ливня. На лице — сплошь обнаженные эмоции. Столько их… Не могу отследить!
— Я знала, — звенящим от злости голосом завожу я, — я знала, что от тебя можно ожидать такое. У тебя нет принципов. Для тебя есть только «любой ценой». И поэтому… именно поэтому я никогда не позволю тебе распоряжаться Васильками, как своей песочницей!
Кулак делает шаг ко мне обратно, видимо, на автомате. Я двигаюсь в сторону и он останавливается — мы практически одновременно рыпаемся.
— Я дал тебе попытку. Разбалованной девке. Я убивал людей за пятую часть, что ты себе позволяешь. Песочница? Это твоя песочница! В отличие от тебя, у взрослых здесь реальные дела. Пока ты бегаешь и доказываешь богачам, что ты — не такая. Благодетельница! Но у меня секрет для тебя, Алиса.
Он наклоняется и молниеносно дергает меня за локоть, вынуждая прильнуть к каменной груди. И обжигает ухо злым шепотом:
— Но ты, мать твою, именно такая. Такая же, как и все они.
Толкаю беса в плечо и бесстрашно заглядываю прямо в искаженное сотнями эмоций лицо. Мы оба оказываемся ногами в луже.
— Потому что ты так решил? Что ты знаешь вообще об этом, Кулаков? Что? Ничего!
— Побольше твоего, — выплевывает он. — Я в детдоме вырос и…
Вижу, как он мгновенно жалеет о выболтанном.
И впервые его охватывает такая злость, что я отступаю невольно назад. Злость на себя самого.
До этого момента… все взгляды, угрозы, движения были цветочками.
В животе узел сворачивается, и узел этот из раскаленного железа. Я вдруг хочу что-то сказать. Но не знаю что именно. Сердце ветвями обрастает, и тянется-тянется… К нему, застывшему истуканом прямо напротив.
— Я…
— Убирайся из поселка, — бросает Кулак хлестко и двигается прочь.
— Не могу уважать лжеца, — заряжая ему в спину. — Уговор? Не будешь строить комплекс? Была бы дурой, если бы тебе поверила. Разбалованной девкой!
Разворачиваясь, он теперь пятится. Чтобы смотреть на меня, когда разрывает дождевую дробь хрипами.
— Я бы отказался. Бросил проект. Сдержал бы слово. Не обманывал. Ты отказалась! Единственная обманщица здесь — ты, Алиса!
Каждая фраза булыжником цементируется в стены, что он выстраивает вокруг себя. Стены клетки, в которой он пятками ступает прямо по лужам. Он идет и не знает, что ждет его за спиной.
Бес, притворяющийся благодетелем.
Бандит, пытающийся легализоваться.
Сирота на вершине мира.
Да, единственная обманщица здесь — это я, Кулак.
Глава 7 АЛИСА
В «конференц-зале» Дома Культуры установили кондиционеры на скорую руку, но что-то от жары они не спасают.
По третьему кругу проходимся по пункту 2.1.2.3.
Это камень преткновения, потому что Кулаков строить новый детский дом в случае возникновения трещин не хочет.
Он собирается его построить только, если здание окажется на грани разрушения.
То есть, когда поздно уже будет.
И у него есть основательные аргументы для защиты своей поправки.
Как и для пропавки в пункте 1.5.1.
Как и для поправки в пункте 3.1.
Которые он сейчас озвучивает беспрекословно уверенным тоном.
Мэр кивает. Егор задумчиво перечитывает кодекс. Преданные доберманы в костюмах важно поддакивают.
Я едва слышно вздыхаю, тщательно контролируя все, что выдаю.
Потому что Василий Кулаков меня обманул.
Он никакой не тупой в юридических вопросах. И тямки у него хватает на двоих.
Бес сделал вид, что профан, дабы я хуже подготовилась.
Сейчас убеждение в его недалекости кажется смехотворным. Этот человек завладел напрямую четвертью столицы. Лучшей четвертью. У него было время научиться что и как работает в таких делах.
Это я — тупица, что сделала выводы по четырем комментариям в каком-то доке.
Повторяю свои аргументы после его тщательно систематизированной речи. Хотя буква закона, скорее, на его стороне, чем на защите этической справедливости.
Мне попросту нужно вклинить мое условие в другой раздел обходным путем. Для этого нужно было подготовиться.
А что сделала я? Правильно, сидела грызла ногти в номере, обдумывая каждую секунду нашей последней встречи.
Так, то воспоминание отставить в сторону — навсегда.
От пункта 2.1.2.3 не отступаюсь, хотя формально он победил. И он ожидает мое буксование, потому что он как раз таки подготовился.
Теперь бес переключается на раздел 5, чтобы усыпить мою бдительность, да и Егора.
После произошедшего на парковке взглядами мы с Кулаком больше не встречаемся. Со стороны, наверно, выглядит как цирк-шапито.
Пока доберманы поют дифирамбы своему боссу, пролистываю ленту новостей.
Заметив фамилию Загродского, стараюсь удержать лицо. Хотя кровь леденеет. Столько времени прошло — а все равно леденеет. Как же мерзко. И от него, и от собственной трусости.
Загродский, оказывается, вернулся из Саудовской Аравии и снова на коне. Откладываю телефон в сторону.
Не факт, что наткнется на меня в одном городе. Тем более, я перееду туда, где такие мажоры не ходят. Но все равно — это близко. Когда он жил на Ближнем Востоке, я чувствовала себя в безопасности. Самое главное, всегда находится в людных местах. Он не посмеет…
Поднимаю телефон обратно. К горлу желчь поступает от страха. Господи, сколько лет прошло, а я все равно не сумею дать ему сдач…
— … там?
Осознаю, что все присутствующие смотрят на меня. А говорит Кулаков, обращаясь прямо ко мне. И наконец-то глядя в глаза.
Ощущение, как экскурс в прошлое, — на школьный урок, где готова под землю провалиться перед публичным обращением. Напоминаю себе, что мне двадцать восемь и я прекрасно выступаю перед людьми.
— Я пропустила что-то, — улыбаюсь, но движение нервным